Цитирую “Оружие победы” В.Г.Грабина, глава “Мы — артиллерийские конструкторы”.
В 1931-м году Грабина переводят в КБ-2, в котором работают советские и немецкие инженеры. Немцев советская сторона наняла на контрактной основе, они занимались проектированием новых артиллерийских систем. Советские инженеры были на вторых ролях, насколько на вторых можно понять отсюда (Фохт – это начальник немецкой группы инженеров):
На советских инженеров Фохт не обращал внимания, для него эти люди в коричневых халатах почти не существовали. Да и о чем ему было с ними разговаривать? Заняты они были копировкой, изредка — отработкой самых второстепенных деталей, что называется "осмысленной деталировкой",— очевидно в отличие от "неосмысленной", которая с успехом могла быть проделана обыкновенным чертежником, но к которой из месяца в месяц были прикованы русские конструкторы. Считалось, что будущий конструктор должен вычертить от 3 до 5 тысяч деталей, прежде чем его можно допустить к проектированию мелких узлов. Если принимать эту программу всерьез, то для ее осуществления потребовалось бы от шести до десяти лет. Следовательно, непосредственно проектированием русские инженеры стали бы заниматься не ранее 1937 или даже 1941 года. Эти правила были установлены только для русских конструкторов. На юнцов, приехавших из Германии вместе с опытными конструкторами, эта система не распространялась. И что поразительнее всего: люди, на которых была возложена задача представлять в конструкторском бюро интересы Советского государства, безропотно подчинялись этим порядкам.
Удивительно, но до перевода Грабина в КБ-2 такое положение дел многих устраивало. По крайней мере, серьезные попытки переломить ситуацию начались (если верить автору книги) с публикации Грабиным статьи в стенной газете КБ-2. Интересна реакция на ее появление:
Как тихо было прежде в конструкторском бюро, и как бурно стали развиваться события с этого дня! У стенгазеты постоянно толпился народ, шли горячие споры. Немцы, естественно, были против. Что касается русских, то почти все поддерживали мои предложения, лишь немногие стали оспаривать их. Ведь при распорядке, установленном немцами, от советского конструктора фактически ничего не требовалось. Если он не хотел, он мог вообще ничего не делать. Путь же, который предлагал я, требовал от нашей молодежи напряженной работы и полной отдачи сил. Некоторым это не понравилось.
После чего Фохт попытался задавить наших специалистов авторитетом, а когда это не удалось, то устроил “ход конем” – собрал вещи и уехал (хотя и не мог этого сделать по условиям контракта). Естественно, для Грабина это не могло закончится просто так:
…Он ничем не мотивировал своего отъезда и ничего о нем не сообщил заранее, но это было истолковано некоторыми как следствие моей "грубой" и "неделикатной" манеры обращения с иностранными специалистами. Меня уже обвиняли "в уклоне" и пытались наклеивать на меня всевозможные ярлыки…
…Среди моих противников были и люди честные, но слабохарактерные,— на них демарш Фохта произвел паническое впечатление.
Я доказывал, что Фохт, уезжая, как раз и рассчитывал на такой эффект. Он, что называется, "пошел с козыря", но козырь этот последний. Нужно только выдержать характер, и Фохт обязательно вернется. Он не может не вернуться, так как прислан к нам фирмой, которая заключила с нами контракт, и, уехав, он вовлекает ее в неустойку. Его обязательно вернут, да еще и дадут взбучку. К тому же договор с нами для него самого достаточно выгоден. Фохт не только вернется, но вернется с приятной улыбкой.
Однако меня не хотели слушать, и на следующий день стенную газету с моей статьей сняли…
Грабина хотели в приказном порядке перевести из КБ-2 в другое место, но он дошел до заместителя начальника Вооружения, комкора Ефимова и приказ о переводе был отменен. А затем в КБ-2 вернулся и Фохт.
Ну а теперь обещанная цитата, которая сильно меня зацепила:
Публикуя статью в стенгазете, я, конечно, знал, что она далеко не всем придется по вкусу, но не ожидал, что среди наших товарищей найдутся люди, которым безразлично будущее советской конструкторской мысли, люди, рабски подчиняющиеся иностранцам не только на работе. От общежития до места работы сотрудников Фохта возил специальный автобус — это было оговорено в условиях контракта. Наши инженеры, командированные в Москву из других городов, в их числе и я, жили в этом же доме. Нам, конечно, было удобно пользоваться "немецким" автобусом, и нам это разрешалось, но при условии, что мы не будем занимать сидячих мест, предназначенных для немцев, а будем стоять в проходе. Я проехался таким образом один раз, это показалось унизительным. Я предложил своим товарищам ездить на работу городским транспортом. Большинство согласилось со мной, но нашлись и такие, кто продолжал ездить в автобусе, давая "хозяевам автобуса" пищу для всевозможных шуточек и попросту оскорбительных замечаний.
Классно! Немцам транспорт, а наши – это же наши, им транспорт не нужен, перетопчутся. Хотя и барскую милость проявить можно – пусть с немцами ездят, но только чтобы господские места не занимали, а то ведь рылом не вышли. Трындец, о таком отношении к иностранцам я то ли у Салтыкова-Щедрина, то ли у Радищева читал. Ничего на Руси не меняется – уверен, сейчас было бы то же самое.
PS. Еще один штришок. Когда Грабин появился в КБ-2, начальником КБ был некто Шнитман:
По знакам различия Шнитман — высокое должностное лицо, но постоянная угодливая улыбка на его холеной физиономии совсем не соответствует его воинскому званию. Шнитман бесшумно скользит по паркету и всем своим видом старается показать, что для Фохта он готов на все. Молодые советские конструкторы прозвали его "дипломатом". Он действительно раньше бывал за границей с какими-то поручениями Внешторга, в артиллерии же ничего не понимал, что, впрочем, его не беспокоило.
Комментариев нет:
Отправить комментарий