Недавно в Тупичке Гоблина наткнулся на цитату из книги А.Н.Крылова “Мои воспоминания”. Как оказалось, этот фрагмент, касающийся потребления изрядного количества водки каждый день на протяжении 50 лет, уже довольно широко разошелся по Рунету. Так что я его лишний раз цитировать не буду. Скажу лишь, что меня он не сильно впечатлил, поскольку лет 10 назад слышал я похожую историю:
Жил был дедушка. Крепкий старичок, лет за 80, но в здравом уме, трезвой памяти, да и завидным для своего возраста здоровьем. Жил он в доме своего внука, поскольку сына довелось пережить.
В доме, где обитал герой истории, придерживались традиционных ценностей. Например, обедать и ужинать вся семья садилась только вместе, за общий стол. Садится семья обедать – перед дедушкой должен стоять стакан со 100 граммами водки. Садится ужинать – опять должен стоять стакан с 100 граммами. Когда такой уклад появился уже толком никто не помнил, но точно со времен выхода дедушки на пенсию.
Когда после смерти сына деду пришлось перебраться в дом к внуку такой порядок сильно не понравился хозяйке (т.е. жене внука). Решила она прекратить сей обычай и как-то не поставила перед стариком традиционного стакана с водкой. Дед ничего не сказал, просто встал из-за стола и не притронувшись к еде ушел к себе в комнату. Видя такое дело хозяйка пошла на принцип – водку наливать не будет, а когда дед есть захочет, сам придет.
Дедушка держался два дня. Приходил к обеду и к ужину, обнаруживал отсутствие водки, ничего не говорил, разворачивался и уходил. Два дня ничего не ел. На третий день хозяйка сдалась и вернула стакан с водкой на стол.
Ну да не о водке хочется сказать. Я прочитал всего пару глав из воспоминаний академика Крылова и нашел несколько исторических баек, которые понравились мне гораздо больше, чем рассказы о потреблении водки.
Например:
Весной Сура разливается, поднимаясь выше своего летнего уровня метров на 8–9, и заливает берега. Теперь не помню, в 1882 или в 1883 г, сбившись с фарватера, «Неожиданный» сел на мель на залитом берегу; сняться с мели Василь Иваныч не поспел или не сумел (как говорили, его судоводительское образование состояло в том, что он раньше был ямщиком на тракте Порецкое-Промзино, пролегающем по берегу Суры, и перешел служить па пароход, потому что «к буфету ближе»). Вода быстро спала, и пароход весь год до следующей весны простоял в чьем-то огороде.
Но затем последовала еще более интересная история на ту же тему:
Замечательно, что в 1880 г один из пароходов Аральской (военной) флотилии во время разлива Аму-Дарьи также сел на мель в нескольких стах саженях от берега, не успел вовремя сняться с мели и два года простоял на берегу. Но его командир, в чине капитана 2-го ранга, был искуснее Василь Иваныча, которого [37] К.Н. Попов опять прогнал в ямщики. При посадке на мель аральского парохода был отдан якорь и, как полагалось, поднят гюйс, так что пароход стоял «на якоре» «под вымпелом», т.е. как бы «в морской кампании». На нем каждое утро с обычной церемонией поднимали в 8 часов флаг и гюйс, на нем велся по форме вахтенный журнал, в который вписывалось все, что полагается, т.е. на левую страницу — метеорологические наблюдения, а на правую — текущие события корабельной жизни под заголовком: «Стоя на якоре близ кишлака Абдул-Чекмень, с полудня случаи». На пароходе производились все полагавшиеся по якорному расписанию учения, например спуск и подъем гребных судов, обучение гребле (с одного борта по песку), пожарные и боевые тревоги, артиллерийские учения, изредка с пальбой в цель из орудий, салюты и расцвечивание флагами по царским дням и т.д., а главное, всем шло «морское довольствие по положению».
Такое плавание «по суху, яко по морю» продолжалось более двух лет, пока из Петербурга не нагрянуло какое-то «начальствующее лицо», возбудившее против командира и офицеров «судное дело».
Насколько помню, постановка на мель была отнесена «к неизбежным случайностям»; в остальном же командир отговаривался тем, что на Аму-Дарье бывают совершенно неожиданные паводки, и он держал вверенный ему пароход в постоянной готовности при первом паводке сняться с мели, служба на пароходе протекала во всем согласно «Морскому уставу» и довольствие производилось во всем согласно «Уставу счетному». Состава преступления суд не нашел, все были оправданы, и дело производством прекращено.
А вот еще классный очень короткий рассказ о попытке графа Л.Н.Толстого искоренить сквернословие среди подчиненных ему солдат:
Л.Н. Толстой хотел уже тогда извести в батарее матерную ругань и увещевал солдат: «Ну к чему такие слова говорить, ведь ты этого не делал, что говоришь, просто, значит, бессмыслицу говоришь, ну и скажи, например, «елки тебе палки», «эх, ты, едондер пуп», «эх, ты, ерфиндер» и т.п.
Солдаты поняли это по-своему:
— Вот был у нас офицер, его сиятельство граф Толстой, вот уже матершинник был, слова просто не скажет, так загибает, что и не выговоришь.
Закончить же хочу историей, которая отлично показывает, что в России понятие “эффективный собственник” – это очень старое явление (выделение курсивом мое):
В бывшей Вятской губернии и поныне существует уездный город Шадринск. Отец как-то объяснил мне, когда я был уже взрослым, происхождение этого названия. У Родионовых было в Вятской губернии 10 000 десятин векового вязового леса. Вязы были в два и в три обхвата, но никакого сплава не было, поэтому в лесу велось шадриковое хозяйство, теперь совершенно забытое.
Это хозяйство состояло в том, что вековой вяз рубился, от него обрубали ветки и тонкие сучья, складывали в большой костер и сжигали, получалась маленькая кучка золы; эта зола и называлась шадрик и продавалась в то время в Нижнем на ярмарке по два рубля за пуд; ствол же оставлялся гнить в лесу.
После этого не удивительно, что от вековых вязовых лесов Вятской губернии и воспоминаний не осталось. В каком ином государстве, кроме помещичье-крепостной России, могло существовать подобное хозяйство?
Комментариев нет:
Отправить комментарий